Обвиняемого в ограблении Полины Юмашевой зверски избили
Он пожаловался на "полицейский беспредел"
«Цель пытки — пытка». Так говорил великий писатель Джордж Оруэлл, но с ним, наверное, не согласились бы наши «доблестные» правоохранители, которые подозреваются в зверском избиении одного из задержанных в Москве, с целью получить показания. Задержанный непростой: он обокрал квартиру известной светской дамы Полины Юмашевой — дочери зятя Бориса Ельцина, первого президента России. Может, поэтому блюстители закона «работали» так рьяно? Игра стоила свеч?
Возможно, у официальных полицейских структур найдется другое объяснение — мы пока отталкиваемся лишь от жалобы задержанного в Общественную наблюдательную комиссию Москвы. Очень бы хотелось эти объяснения услышать.
Итак, кража произошла в майские праздники в Малом Левшинском переулке. В квартиру Юмашевой залезли через окно, вскрыли сейф, похитили драгоценности. Подозреваемого — Святослава Князева — вычислили быстро, нашли даже похищенные драгоценности. Более того, он сам признался! Так и сказал: да, мол, накануне залез в чужую квартиру, взял дорогие вещи. Но дальше произошло нечто странное. Сам Князев утверждает, что его фактически взяли в заложники в квартире в районе метро «Красные ворота». И стали допрашивать с пристрастием относительно причастности к другим кражам. Вот цитата из его заявления в ОНК.
«Когда я отрицательно отвечал на вопросы неизвестных мужчин о моей причастности к другим преступлениям, один из них кричал мне в ухо, что меня вывезут и закопают в лесу. Я не мог сопротивляться. Мне было очень страшно за свою жизнь. Тогда же я понял, что передо мной все-таки сотрудники полиции, ведь бандитам не было бы нужно мое признание в других преступлениях. Но сами полицейские никак себя не назвали, продолжали вести себя как бандиты. После очередного моего отказа я почувствовал резкую, очень сильную боль от удара по лицу (в район правой скулы, правого глаза и носа), потерял сознание. Дальше я помню, что прихожу в сознание от того, что захлебываюсь кровью, которая идет у меня из носа и рта, а сам я лежу в луже крови на полу. Мои джинсы и кофта в крови, сильно болит правая половина лица и нос, кружится голова. Очнувшись, я увидел над собой мужчину, который ударил меня ногой 2–3 раза по спине. Он кричал: «Вставай, не притворяйся!». Дальше меня отвели на кухню, где посадили на стул и продолжили требовать от меня признаний. Это продолжалось очень долго. А потом на кухню зашла следователь (фамилия есть в распоряжении редакции. — Прим. авт.), которая никак не отреагировала на мои слова об избиении и в просьбе дать ей на месте показания отказала. После чего уехала, а я остался с ранее описанными мужчинами».
Когда избитого Князева наутро привезли в ИВС на Петровку, начальник изолятора принял единственно верное решение — отправить его в НИИ Склифосовского. Там врачи диагностировали перелом носа, скулы, правой орбиты глаза и т.д. Оказали первую помощь, но заявили, что тут нужна полноценная операция, а они ее сделать сейчас не могут. То ли мест свободных не было, то ли челюстно-лицевого хирурга. В документах указали, что операцию следует сделать не позднее 10 суток с момента травмы. И (внимание!) при этом написали, что под стражей содержаться Князев может.
Привели Князева снова в ИВС. А ему стало еще хуже. Вызвали «скорую», та срочно отвезла его в больницу имени Иноземцева. Там сделали еще один рентген, который вновь выявил переломы костей лица и носа. Но положить в больницу отказались — снова вернули на Петровку. Утром 12 мая ему опять стало плохо, и сотрудники полиции в который уже раз вызвали «скорую». Но он уже сам ехать отказался. Говорит, кататься туда-сюда очень тяжело, да и бессмысленно — раз все равно не госпитализируют. 12 мая Таганский районный суд Москвы избрал меру пресечения в виде заключения под стражу.
— В суде я говорил, что меня пытали, но на это никто не обратил внимания, — добавляет Князев. — А вечером мне опять вызвали «скорую». С 13 мая почти каждый день ко мне в ИВС приходят сотрудники полиции, в том числе мужчины, которые меня избивали, и продолжают требовать от меня признаться в каких-то квартирных кражах. Теперь они угрожают, что устроят так, что меня изнасилуют в тюрьме.
Разумеется, сразу возникает вопрос: не выдумка ли все это? Преступник, оговоривший полицейских, чтобы облегчить свою участь, — классический сюжет. Но один факт неоспорим: в изолятор Князева действительно привезли избитым. Может, его поколотили до задержания совершенно посторонние люди? Разумеется, бывает и такое. Но, в конце концов, вор знает об ответственности за дачу ложных показаний. Неужели он сознательно пошел на такой риск? Да и потом, Князев не отрицает, что совершил кражу. То есть смягчить свою участь вроде как и не пытается. Зачем же ему выдумывать?
У меня лично две версии этого случая. Первая — за время пандемии отдельно взятые силовики обнаглели от безнаказанности, от всевластия. Вторая — оперативники действительно пытаются «раскрутить» Князева на другие вип-кражи, а как это делать законными способами, не знают. Вот и перестарались.
Тут впору вспомнить слова другого писателя про то, что чаще всего волю узника ломала доброта, а не пытка: «Вот тогда он растворяется в слезах и благодарности».
Источник
«Цель пытки — пытка». Так говорил великий писатель Джордж Оруэлл, но с ним, наверное, не согласились бы наши «доблестные» правоохранители, которые подозреваются в зверском избиении одного из задержанных в Москве, с целью получить показания. Задержанный непростой: он обокрал квартиру известной светской дамы Полины Юмашевой — дочери зятя Бориса Ельцина, первого президента России. Может, поэтому блюстители закона «работали» так рьяно? Игра стоила свеч?
Возможно, у официальных полицейских структур найдется другое объяснение — мы пока отталкиваемся лишь от жалобы задержанного в Общественную наблюдательную комиссию Москвы. Очень бы хотелось эти объяснения услышать.
Итак, кража произошла в майские праздники в Малом Левшинском переулке. В квартиру Юмашевой залезли через окно, вскрыли сейф, похитили драгоценности. Подозреваемого — Святослава Князева — вычислили быстро, нашли даже похищенные драгоценности. Более того, он сам признался! Так и сказал: да, мол, накануне залез в чужую квартиру, взял дорогие вещи. Но дальше произошло нечто странное. Сам Князев утверждает, что его фактически взяли в заложники в квартире в районе метро «Красные ворота». И стали допрашивать с пристрастием относительно причастности к другим кражам. Вот цитата из его заявления в ОНК.
«Когда я отрицательно отвечал на вопросы неизвестных мужчин о моей причастности к другим преступлениям, один из них кричал мне в ухо, что меня вывезут и закопают в лесу. Я не мог сопротивляться. Мне было очень страшно за свою жизнь. Тогда же я понял, что передо мной все-таки сотрудники полиции, ведь бандитам не было бы нужно мое признание в других преступлениях. Но сами полицейские никак себя не назвали, продолжали вести себя как бандиты. После очередного моего отказа я почувствовал резкую, очень сильную боль от удара по лицу (в район правой скулы, правого глаза и носа), потерял сознание. Дальше я помню, что прихожу в сознание от того, что захлебываюсь кровью, которая идет у меня из носа и рта, а сам я лежу в луже крови на полу. Мои джинсы и кофта в крови, сильно болит правая половина лица и нос, кружится голова. Очнувшись, я увидел над собой мужчину, который ударил меня ногой 2–3 раза по спине. Он кричал: «Вставай, не притворяйся!». Дальше меня отвели на кухню, где посадили на стул и продолжили требовать от меня признаний. Это продолжалось очень долго. А потом на кухню зашла следователь (фамилия есть в распоряжении редакции. — Прим. авт.), которая никак не отреагировала на мои слова об избиении и в просьбе дать ей на месте показания отказала. После чего уехала, а я остался с ранее описанными мужчинами».
Когда избитого Князева наутро привезли в ИВС на Петровку, начальник изолятора принял единственно верное решение — отправить его в НИИ Склифосовского. Там врачи диагностировали перелом носа, скулы, правой орбиты глаза и т.д. Оказали первую помощь, но заявили, что тут нужна полноценная операция, а они ее сделать сейчас не могут. То ли мест свободных не было, то ли челюстно-лицевого хирурга. В документах указали, что операцию следует сделать не позднее 10 суток с момента травмы. И (внимание!) при этом написали, что под стражей содержаться Князев может.
Привели Князева снова в ИВС. А ему стало еще хуже. Вызвали «скорую», та срочно отвезла его в больницу имени Иноземцева. Там сделали еще один рентген, который вновь выявил переломы костей лица и носа. Но положить в больницу отказались — снова вернули на Петровку. Утром 12 мая ему опять стало плохо, и сотрудники полиции в который уже раз вызвали «скорую». Но он уже сам ехать отказался. Говорит, кататься туда-сюда очень тяжело, да и бессмысленно — раз все равно не госпитализируют. 12 мая Таганский районный суд Москвы избрал меру пресечения в виде заключения под стражу.
— В суде я говорил, что меня пытали, но на это никто не обратил внимания, — добавляет Князев. — А вечером мне опять вызвали «скорую». С 13 мая почти каждый день ко мне в ИВС приходят сотрудники полиции, в том числе мужчины, которые меня избивали, и продолжают требовать от меня признаться в каких-то квартирных кражах. Теперь они угрожают, что устроят так, что меня изнасилуют в тюрьме.
Разумеется, сразу возникает вопрос: не выдумка ли все это? Преступник, оговоривший полицейских, чтобы облегчить свою участь, — классический сюжет. Но один факт неоспорим: в изолятор Князева действительно привезли избитым. Может, его поколотили до задержания совершенно посторонние люди? Разумеется, бывает и такое. Но, в конце концов, вор знает об ответственности за дачу ложных показаний. Неужели он сознательно пошел на такой риск? Да и потом, Князев не отрицает, что совершил кражу. То есть смягчить свою участь вроде как и не пытается. Зачем же ему выдумывать?
У меня лично две версии этого случая. Первая — за время пандемии отдельно взятые силовики обнаглели от безнаказанности, от всевластия. Вторая — оперативники действительно пытаются «раскрутить» Князева на другие вип-кражи, а как это делать законными способами, не знают. Вот и перестарались.
Тут впору вспомнить слова другого писателя про то, что чаще всего волю узника ломала доброта, а не пытка: «Вот тогда он растворяется в слезах и благодарности».